Глобализация — это разнообразие

Анатолий Вассерман,
корреспондент журнала «Наука и промышленность России»

   Авиационные тараны 2001.09.11 были направлены на цели не просто важные, но и символичные. Атака на Белый дом не удалась: президента там не было, и третий из захваченных «Боингов» врезался в почти столь же знаменитый Пентагон — вместо символа долговечной устойчивой и эффективной демократии был поражён символ боевой мощи, гарантирующей эту демократию и подконтрольной ей. Куда летел четвёртый лайнер, осталось неизвестным: пассажиры, узнав о судьбе предыдущих трёх, бросились в рукопашную на террористов, хотя и знали, что лётчики уже убиты и спастись всё равно не удастся. Но самыми знаменитыми остались первые два самолёта, поразившие символ глобальной экономики — двухбашенный Всемирный Торговый Центр.

   Выбор подобной цели был предсказуем. Финансовое могущество злит, пожалуй, больше любого другого. Ведь деньги — особенно в современном динамичном обществе — формально доступны каждому. Можно пенять на бога и природу в оправдание неуклюжести или безголосости. Но бедность приходится объяснять собственной ленью и невезучестью — или искать внешнего врага, мешающего разбогатеть.

   В наши дни найти такого врага несложно. Ещё во время Первой Мировой войны промышленность США так разбогатела на заокеанских военных заказах, что после неё финансовый центр мира переместился из лондонского Города (City) на нью-йоркскую улицу Стены (Wall street), что послужило гордым британцам поводом для новой волны горьких насмешек над заморскими кузенами. Ко Второй Мировой войне США, несмотря на последствия Великой депрессии, были достаточно богаты, чтобы предоставлять союзникам немалую часть вооружения взаймы или в аренду (lend-lease). А после неё профинансировали по плану Маршалла немалую часть реанимации европейской экономики. Это и подавно никому не понравилось. Так что теперь страна, чьи зелёные бумажки гуляют по всему миру⁰¹, оказывается для всего мира символом безудержного богатства, особенно заметного на фоне массовой бедности⁰².

   Вера в неизменность общего количества денег на земле — один из самых распространённых предрассудков⁰³. Соответственно и врагов у любого богача вполне достаточно, чтобы время от времени кому-нибудь приходила в голову идея убить этого богача даже не ради собственного обогащения, а просто ради своих представлений о справедливости. А у крупнейшего на свете богача — США — таких идейных врагов особенно много.

   Но почему же пассажирские тараны обрушились не на Нью-Йоркскую фондовую биржу или штаб-квартиру Федеральной резервной системы, где принимаются ключевые для экономики США решения? Неужели дело только в эффектном зрелище падения 448-метровых башен?

   Торговых центров в мире много. Но только один гордо именуется всемирным. Целясь в него, арабские террористы стали остриём одного из крупнейших сегодня глобальных политических течений — антиглобализма.

   Чем сложнее технология, тем обширнее рынок, в котором она нуждается⁰⁴. Этого уже более чем достаточно, чтобы любая серьёзная фирма стремилась распространить свою продукцию по всему миру — естественно, порождая своей экспансией неприязнь любого конкурента, стремящегося, впрочем, к подобному же безудержному расширению.

   Технологиям не столь высоким и сложным расширение тоже выгодно. Освоишь какие-нибудь Levi's 501 один раз — и шей их для всего мира. Правда, экономия на разработке тут куда меньше, чем для чудес техники вроде AMD Athlon XP — но при нынешней жёсткой конкуренции каждый процент на счету.

   Это всё — выгоды для производителей. Но и потребители обретают от глобализации немалую пользу. Прежде всего — от стандартизации.

   Новизна приятна всем. Но до определённых пределов. Хорошо время от времени заглянуть в поваренную книгу и натворить что-нибудь неожиданное. Но каждый день гадать, что окажется в тарелке, готов не каждый. Особенно в чужом городе, где подводные камни местного общепита не изучены и любой съеденный кусок готов лечь в желудок миной замедленного действия. Вот тут и приходят на выручку глобальные сети. Заходя в McDonald's или Burger King, Patio Pizza или Pizza Hut, всегда точно знаешь, что тебя ждёт за каждой строчкой меню. Как справедливо отметил российский публицист Егор Холмогоров, если мы захотим вытеснить Coca-Cola квасом⁰⁵, для начала придётся сам квас строго стандартизировать и сделать глобальной маркой.

   Разумеется, не гамбургером единым жив человек. Но джинсы Levi's или Lee, автомобили VolksWagen или Toyota, компьютерные диски IBM или Western Digital тоже идентичны независимо от места изготовления: Венгрии, Германии, Малайзии, США, Японии… Рекламный слоган «70 % Земли покрыты водой, остальное — UPS» неточен лишь в том смысле, что ту же поверхность покрывают ещё и DHL, и Federal Express… Практически в любом уголке мира можно получить деньги по пластиковым картам Visa или MasterCard, хотя деньги эти предварительно вносятся в самые разные банки с разными зонами обслуживания. Словом, глобальные торговые марки обеспечивают всем и везде единый стандарт обслуживания — не всегда лучший, но всегда знакомый.

   Все эти достоинства глобальных корпораций бесспорно необходимы любому, кому приходится часто кочевать по свету (хотя бы в качестве туриста). Но домоседы куда чаще сталкиваются с недостатками мировых гигантов.

   Локальный коммерсант располагает небольшим выбором потенциальных клиентов. Поэтому дорожит каждым из них и готов удовлетворять многие его прихоти. Глобальная структура чаще всего может сама выбирать, кто её интересует, а кем можно и пренебречь.

   Локальное производство подстраивается под привычки и вкусы местных потребителей. Глобальное блюдёт стандарты, а если и осваивает что-то местное, то опять же распространяет по всей своей сети⁰⁶. Так проще в производстве⁰⁷.

   Локальный бизнес может довольствоваться привычными по местным меркам доходами. Глобальный обязан удовлетворять требования основных владельцев и акционеров — а те чаще всего находятся в краях, где уровень жизни немалый: именно там скапливаются обычно деньги, достаточные для развёртывания всемирных сетей. Поэтому глобальные товары и услуги обычно ощутимо дороже местных. И чем больше корпорация, тем заметнее бывает разница⁰⁸.

   Локальный деятель подчинён местным законам. Глобальному зачастую хватает силы не просто не покоряться законам, но и менять их по своему вкусу⁰⁹.

   Прибавьте к этому ещё общеизвестную сложность конкуренции мелких бизнесов с крупными¹⁰ — и станет совершенно ясно, почему практически любой глобальный концерн порождает глобальную же неприязнь к себе.

   Один из известнейших нынче борцов с глобальными корпорациями — француз Жозе Бове — прославился, когда таранными ударами своего трактора разгромил строившийся неподалёку от его фермы очередной McDonald's. Этот подвиг вызвал немалое удивление во всём мире: ведь ни плавленый сыр, ломтиками которого прослоён легендарный BigMac¹¹, ни сам этот многослойный сэндвич с котлетой не могут в кулинарном плане конкурировать с продукцией самого Бове — легендарным французским сыром Roquefort. Но если сопоставить жёсткую стандартизацию канадских гамбургеров¹² с непредсказуемостью тончайших оттенков вкуса, порождаемых капризами формирующей этот вкус penicillium roqueforti¹³, станет ясно, что далеко не всякий предпочтёт каждодневно питаться именно рокфором¹⁴, а не ходить в привычную забегаловку.

   Любая глобальная структура затрагивает интересы не только своих прямых конкурентов. Она так или иначе соприкасается с несравненно более обширной категорией производителей¹⁵ — не говоря уж о потребителях. Поэтому и протест против её деятельности может возникнуть практически в любом уголке и в любой отрасли. И все эти протесты, поначалу разрозненные, неизбежно сливаются в движение столь же глобальное, как и сама мировая экономика.

   Слияние облегчено ещё и тем, что сам объект протеста предоставляет своим противникам широчайшие возможности для совместной деятельности. Антиглобалистские шабаши последних лет, сопровождающие любое сколько-нибудь значимое международное мероприятие, предварительно согласуются по глобальной информационной сети Интернет, комплектуются участниками, прибывающими на самолётах глобальных авиакомпаний и автомобилях глобальных автопроизводителей, проходят под песни, распространяемые глобальными телерадиокомпаниями и фирмами звукозаписи…

   Находит движение антиглобалистов и поддержку иных столь же глобальных сил. Не исключено, что им зачастую пользуются и в целях тривиальной коммерческой конкуренции¹⁶. Но куда важнее другие течения, охотно вливающиеся под знамёна антиглобализма. Это и нацисты всех мастей, и всевозможные проповедники примата утончённой духовности над грубым насыщением плоти (как будто действительно голодный способен думать о чём-то, кроме еды), и защитники окружающей среды от любых форм существования человека¹⁷, и поборники изоляции своей страны от всего мира ради сохранения собственного права действовать катастрофически неэффективно по мировым меркам, а теперь и мечтающие накрыть весь мир зелёным знаменем ислама…

   Как раз подобная пестрота политических и экономических течений, заинтересованных в борьбе с глобализмом, даёт в их руки сильнейший пропагандистский аргумент. Мол, глобальные корпорации стандартизируют мир — мы же стремимся сохранить всё его многообразие.

   Действительно, антиглобалисты в целом достаточно разнородны. Но если присмотреться повнимательнее к каждой из струй этого глобального потока, станет ясно, что основная их часть относится к той категории, которая в XX веке уже неоднократно доказывала свою опасность. Эти движения тоталитарны.

   Тоталитарная сущность национализма показана, в частности, опытом национальной социалистической немецкой рабочей партии, усмирение которой отняло у всего мира 6 лет. Тоталитарность левых, коммунистических, партий мы испытали на собственном опыте. Тоталитарность религиозных фанатиков видна на самых разнобезобразных примерах — от ваххабитских вариаций на тему ислама до странных фигур вроде Муна или Асахары. Тоталитарность экологистов видна всякому знающему науки, на которые те тщательно закрывают глаза.

   Это, конечно, далеко не все составляющие современного антиглобализма. Но взгляда на любую из них достаточно, чтобы понять главное. Противников глобализма ничто, кроме общего врага, не объединяет. И если бы они победили, то каждый из них сразу же кинулся бы на остальных ради права связать весь мир по рукам и ногам знамёнами именно своего цвета.

   А это в свою очередь означает, что разнообразие мира охраняется вовсе не наличием антиглобализма. Наоборот — его победа оказалась бы величайшей угрозой этому самому разнообразию.

   С другой стороны, глобальные корпорации вовсе не так опасны для мирового разноцветья, как принято ныне считать. Просто потому, что их много.

   Гостиницы Waldorf Astoria по всему миру похожи — но заметно отличаются от столь же всемирных Kempinski и тем более от вездесущих Holiday Inn. Вкус BigMac идентичен повсеместно, но в том же McDonald's найдётся и мало похожий на него McChicken, а уж кушанья повсеместных Pizza Hut отличаются от них радикально — и это не говоря уж о мировых сетях итальянских, турецких, французских и китайских кафе и ресторанов. Ford Focus строго (с точностью до аксессуаров) стандартен — но радикально отличающиеся от него автомобили того же класса, выпущенные другими компаниями, здесь и не перечислить.

   И конца этому разнообразию фирм не предвидится. Не только благодаря строгостям антимонопольного законодательства. И даже не только благодаря изобилию государств, каждое из которых может послужить опорой для возникновения местных корпораций, обретающих со временем всемирный размах. Но прежде всего потому, что новшества придумываются ежедневно. И каждое такое новшество может дать толчок новой деловой экспансии¹⁸.

   Но даже если каким-то чудом какая-нибудь компания сумеет завоевать в своей сфере весь мир, спектр товаров от этого вряд ли снизится. Потому что сам мир необычайно разнообразен. И любой рачительный хозяин постарается всё это многоцветие использовать, причём повсеместно.

   В XIX веке чай, кофе и сахар продавались под вывеской «Колониальные товары» — ибо развозились по всему миру в основном из нескольких колоний Великобритании, Франции, Нидерландов. Сегодня список такого рода колоний необычайно расширился. И не только потому, что эти лакомства научились выращивать по всему миру. А прежде всего потому, что необычайно расширился список общедоступной экзотики. На прилавках всего мира продаются латиноамериканские бананы¹⁹ и восточноазиатские манго, новозеландские киви и чилийские чиримойа²⁰. Везде можно найти индонезийскую мебель из гибкой лианы ротанг, канаты из филиппинского сизаля, изящные статуэтки из африканского чёрного дерева… Пожалуй, любую страну сейчас можно счесть в этом смысле чьей-нибудь колонией, ибо практически каждая распространяет по всему миру какие-нибудь товары, нигде более не производимые. И в то же время едва ли не каждая страна может чувствовать себя метрополией, куда свозятся дары природы и мастерства отовсюду.

   Итак, в качестве потребителя каждый из нас выигрывает от глобализации немало. А в качестве производителя?

   На первый взгляд для производителей глобализация по меньшей мере рискованна. Ведь на одного преуспевшего, прорвавшегося на мировой рынок со своей новинкой, приходятся многие тысячи неудачников, попросту задушенных этим самым мировым рынком с его многообразием, дешевизной, общеизвестностью торговых марок…

   Но взлёты и падения — неотъемлемая принадлежность любого конкурентного рынка. Даже если ухитримся полностью закрыться от внешнего мира — лишь прибавим себе шансов исполнить ехидное замечание Артемия Волынского, одного из виднейших политиков свирепой эпохи императрицы Анны Иоанновны: «Нам, русским, хлеба не надобно — мы друг друга едим и с того сыты бываем».

   Кроме того, каждая гигантская марка опирается на многие тысячи мелких производителей. Например, комплектующие для Ford или Toyota производят бесчисленные заводы с гибкими технологиями, готовые по соответствующим спецификациям выпускать что угодно.

   Есть, впрочем, и крупные производители, не желающие тратиться на собственную рекламу. Мало кто из неспециалистов знает, например, Taiwan Semiconductor Manufacturing Company — между тем чуть ли не треть микросхем (в том числе и самых сложных, вроде центральных или графических процессоров) в изделиях самых престижных марок мира выпущена её заводами. А больше половины ноутбуков всего мира — независимо от логотипов на их корпусах — собирают 5–6 тайваньских и корейских предприятий.

   За многими знаменитыми товарными знаками и вовсе не стоит никакого собственного единого производства. Например, популярная сеть fast food Rostic's создана по принципу франшизы: её предприятия самостоятельны и принадлежат независимым друг от друга владельцам, а фирма только предоставляет им рецепты, технологии, координаты поставщиков оборудования и полуфабрикатов… А, скажем, знаменитый поставщик компьютерных мониторов ViewSonic только недавно обзавёлся собственным заводом²¹. До того специалисты этой фирмы только анализировали рынок, составляли спецификации, заказывали изделия по этим спецификациям независимым производителям, да ещё обеспечивали всяческий сервис.

   В общем, каждый производитель — хоть крупный, хоть мелкий — может найти себе на рынке экологическую нишу. И чем этот рынок больше, тем чаще встречаются подходящие ниши. Потому что любой заказчик — тоже потребитель. И на глобальном рынке возможности для поставщиков максимальны.

   Конечно, методы работы на рынке существенно зависят от его размера. А некоторые приёмы, весьма эффективные на малых рынках (вроде протекционизма или тонкой подгонки к местным привычкам), в глобальных масштабах попросту не работают. Но в современном динамичном мире всё равно каждому приходится непрерывно меняться²². А глобальный рынок обещает максимальную отдачу от этих перемен.

   Сколь бы глобальна ни была экономика, в каждом её уголке всё равно найдётся немало производителей, ориентированных только на местного потребителя. Например, популярные в Юго-Восточной Азии лакомства из насекомых и пресмыкающихся большинство туристов — даже очень падких на экзотику — если и пробует, то всего два раза: первый и последний. А уж об экспорте этих чудес кулинарии даже думать рискуют очень немногие. Впрочем, сходные проблемы наблюдаются и в других регионах. Например, далеко не каждое скандинавское кушанье из сельди рискнёт есть кто-нибудь нескандинавского воспитания²⁴. А поглощение английского томатного супа считается одним из свидетельств непоколебимого британского терпения.

   Казалось бы, таким производителям глобализация не сулит ничего приятного. Скорее даже наоборот, они рискуют потерять клиентов, привлечённых импортными новинками — вспомните страхи Жозе Бове!

   Но, как я уже не раз говорил²⁵, экономические этюды всегда многоходовые. Пусть даже поначалу выход в глобальную экономику обогатит далеко не всех. Но каждый обогатившийся будет нести свои деньги и на местный рынок. Так что производители, ориентирующиеся только на нужды своих соседей, тоже в скором будущем почувствуют, что их клиенты стали если и не изобильнее числом, то по крайней мере выгоднее поодиночке²⁶.

   Конечно, фермер Бове мог эту выгоду и не заметить сразу: его товар во Франции и так популярен, а средний француз давно уже достаточно состоятелен, чтобы ограничивать потребление рокфора объёмом не кошелька, а желудка. Но это скорее следствие того, что Франция давно уже — несмотря на сопротивление множества фермеров — стала неотъемлемой частью глобальной экономики. Странам же не столь благополучным, которые как раз и запугивают сейчас ужасами глобализации, и подавно нечего бояться. Даже в худшем случае производители товаров местного потребления обретут более щедрых потребителей. А в лучшем — может быть, какие-то из этих товаров и на глобальном рынке найдут немало поклонников.

В своих не стреляют

   В разгар Второй Мировой войны, когда почти вся Европа была оккупирована германскими войсками, в центре континента оставался нетронутый²⁷ островок — Швейцария. Страна не просто не участвовала в битвах, но ещё и снабжала точными часами, сложными прицелами, скорострельными малокалиберными пушками оба сражающихся лагеря в равной мере — лишь бы платили.

   Причин, по которым даже неуёмный Гитлер её не тронул, было немало. Тут и сложность боевых действий в горных условиях, полной мерой испытанная немцами в Греции, Югославии, на Кавказе. И боевая готовность страны, каждый гражданин которой не просто проходил срочную службу, но ежегодно неделю отдавал военным сборам, отрабатывая заодно и скорую мобилизацию²⁸. И обилие банков, чья неприхотливость обеспечивала закупки через подставных лиц всевозможного военного дефицита, а надёжность позволяла вождям завоевавшейся империи обеспечить себя на худший случай. И простота переброски во вражеский лагерь всяческих агентов, а оттуда — сведений от них.

   Но далеко не последнюю роль играли те самые часы и прицелы. Гитлер мог себе позволить не опасаться за судьбу военных заводов Skoda в Чехии или Schneider во Франции — сходную продукцию успешно производила и сама Германия²⁹. Но вот приборы такой точности умели делать только швейцарцы. И армия не могла позволить себе поставить своё снабжение этими жизненно важными изделиями даже под малейший риск.

   Подобным же образом Швецию, зажатую между Данией и Норвегией, оккупированными Германией, и Финляндией, воевавшей на германской стороне, спасли прежде всего мастера по выплавке сложно легированных сталей. Их продукцию весь мир заказывал как парфюмерию — считанными килограммами. Но без этих килограммов и даже граммов оказывались в ту пору невозможны слишком многие сложнейшие приборы и мощнейшие машины. Риск попадания случайного осколка в кого-нибудь из этих мастеров — или в оборудование, подогнанное ими под свои технологические приёмы — был неприемлем ни для немцев, ни для их противников.

   Чем глобальнее экономика, тем больше в ней оказывается таких незаменимых звеньев. Но даже если кого-нибудь заменить можно — возможный ущерб, прокатываясь по бесчисленным коммерческим цепочкам, неизбежно ударит и по виновникам этого ущерба.

   Франция и Германия в посленаполеоновскую эпоху сталкивались на полях сражений трижды: в 1870, 1914–1918, 1939–1940. Сейчас в этих странах вряд ли кто-то может вообразить себе удар хоть по соседу, хоть со стороны соседа. Как же иначе, если в числе акционеров любой сколько-нибудь крупной коммерческой структуры одной из этих стран обязательно найдутся граждане другой.

   Популярный у современных политиков афоризм «Демократии между собой не воюют» в целом верен. И верен прежде всего потому, что демократии торгуют между собой куда активнее, чем с тираниями. Вопреки известному пушкинскому четверостишию, когда злато всё покупает, булат далеко не всё берёт.

   Чем активнее включена страна в глобальную экономику, тем меньше найдётся желающих нанести ей действительно неприемлемый ущерб. Ибо ущерб этот окажется неприемлем прежде всего для самих желающих. Во время Второй Мировой войны на заводах ковалась победа. Теперь там создаётся мир.

   Впрочем, у противников глобализации есть ещё один сильнодействующий аргумент. По их мнению, разделение труда не только позволяет каждому проявить свои лучшие качества и наилучшим образом вписаться в общую экономику. Оно ещё и заставляет полностью сосредоточиться на том, что уже умеешь делать, и тем самым мешает осваивать что-нибудь новое. Более того, многие считают, что крупнейшие производители искусственно — то откровенным экономическим давлением, то закулисными политическими трюками — препятствуют появлению новинок, входящих в сферу их интересов.

   Вдаваться в тонкости теории всемирного заговора вряд ли стоит — её нелепость доказана уже давно, разнообразно и надёжно. Достаточно лишь напомнить, что в любой отрасли действует немало конкурентов, и если даже какому-то из них новые возможности, не принадлежащие ему самому, нежелательны, то какой-нибудь другой их поддержит хотя бы в противовес оппоненту.

   Что же касается сосредоточения на существующем занятии, то оно действительно заведомо бесперспективно. И именно поэтому невозможно. Потому что новшества так или иначе возникают повсеместно. И как бы прибыльна ни была до поры до времени монокультура — рано или поздно она перестанет приносить прежние урожаи³⁰, так что осваивать новое всё равно придётся.

   Впрочем, даже если для самостоятельного создания новинок не хватит сил, они придут сами. Уже освоенное производство обычно переносится в регионы, где рабочая сила подешевле, но может при минимальном присмотре точно воспроизводить отработанные образцы. Сами же их разработчики сосредоточиваются на новом производстве. Китай и Вьетнам, Таиланд и Индонезия наводнены сейчас филиалами крупнейших западных корпораций, штампующими сегодняшние новинки, пока головные предприятия создают новинки завтрашние. Это, может быть, и не очень престижно — но вполне выгодно.

   Тем более что повторение пройденного другими — мать собственного учения. В конце 1920-х СССР купил у Bayreische Motoren Werke целый завод для выпуска под маркой М-17 далеко не самого современного авиамотора фирмы. А через несколько лет, изучив технологические тонкости этого производства, завод перешёл на двигатели конструкции Микулина, которые под марками от М-34 до М-42 оставались в своём классе современнейшими и мощнейшими до конца Второй Мировой войны. Моторы Владимира Климова М-105, ВК-105ПФ, ВК-107 выросли из Hispano-Suiza 12ybrs — но превзошли прототип по всем показателям. Даже купленный прямо в Италии лёгкий крейсер легендарной серии Condottieri был переоборудован настолько, что в качестве лидера эскадренных миноносцев «Ташкент» мог с лёгкостью противостоять по меньшей мере двум из своих sister ships, сохраняя при этом прежнюю громадную скорость.

   Конечно, подражать и осваивать тоже нужно уметь. Горьковский автозавод, купленный у Ford для выпуска под маркой М-1 его тогдашнего основного автомобиля, до сих пор не научился делать машины лучше фордовских. Но это как раз потому, что работал он на закрытом рынке, где просто не было надобности совершенствоваться. Рынок же военных технологий всегда глобален.

   В любом случае законсервироваться под лозунгом разделения труда не только не нужно, но и невозможно. Потому что само это разделение меняется чуть ли не ежедневно — а значит, и труд каждый день будет новым.

   Итак, можно прийти к выводу, что глобализация полезна каждому. Почему же её противники регулярно устраивают многотысячные шабаши с сокрушением витрин и полицейских? Кто оплачивает многомиллионные расходы по доставке этих штурмовиков в любое место, где обсуждают что-нибудь выгодное для всего мира? Почему преступление 2001.09.11, унесшее несколько тысяч жизней, приветствовали многомиллионные уличные демонстрации в арабском мире и грозные заявления тысяч завсегдатаев всевозможных дискуссионных форумов в глобальном, как современная экономика, Интернете? Кому мешает то, что помогает всем жить богаче, интереснее и разнообразнее?

   Некоторые антиглобалисты были упомянуты выше. Это тоталитарные течения разного толка, приемлющие глобальность мира только в качестве полигона для установления строжайшего стандарта. Некоторые из них вполне откровенны в своём неприятии пестроты человечества, некоторые (вроде экологистов) ещё ухитряются как-то маскировать человеконенавистничество. Но все они в равной мере опасны для нашего общего — и очень разного — будущего.

   Своих денег у большинства этих политикантропов нет. Но их охотно финансируют те, кто не только не умеет, но и не надеется научиться делать хоть что-нибудь действительно полезное. Тут и менеджеры, подменяющие кропотливую разработку и освоение новинок эффектными описаниями необычайных возможностей всего, что когда-нибудь с их лёгкой руки всё же доползёт до конвейера³¹. И генералы, чья карьера строится исключительно на невозможности сопоставить деятельность вверенных им войск с мировыми стандартами. И правители, освоившие из всех действий арифметики только вычитание из казны и сложение в собственный карман.

   Но главную опору антиглобализма составляют миллиарды простых граждан всего мира. Тех, кто боится, что нынешнее процветание обернётся завтрашним крахом. Тех, кто ещё просто не успел прикоснуться к глобальной экономике и ощутить её бесчисленные выгоды. Тех, кто уже запуган — то ли собственными правителями, то ли политическими карьеристами. Чем больше будет таких незнающих и неверующих, тем медленнее будет глобальная экономика приносить каждому из них — из нас! — свои плоды.

   К сожалению, на стороне антиглобалистов оказываются и некоторые вполне объективные закономерности. Удары саудовских пилотов, захвативших американские лайнеры, были нацелены очень точно. Главный редактор журнала «Эксперт» Александр Привалов справедливо отметил: если от взрыва по одну сторону Атлантики сотрясаются биржи по другую, многие деловые люди предпочтут вовсе отгородиться от иноземного бизнеса, чтобы не зависеть от чужих потрясений — а это и означает конец глобализации.

   Но эта тактика по меньшей мере недальновидна. Потому что потрясения бывают не только чужие. И когда какой-нибудь очередной самоубийца спикирует на гамбургский Reeperbahn³² или лондонский Belgravia³³ — разрушения будут такие же, а средств для восстановления сжавшаяся экономика даст меньше.

   Единственный надёжный способ избежать опасности — бежать ей навстречу. Антиглобалисты уже образовали единый всемирный фронт. Противопоставить им можно только столь же единую — и сознающую своё единство не просто как случайную удачу, а как главный источник своего могущества — всемирную экономику. И опираться она должна не только на осознание неизбежности победы глобализма³⁴, а на стремление каждого из нас уже сейчас получить максимальную пользу от многообразия всего мира.

   Многообразие это в нынешних условиях возможно только при продолжении глобализации. Антиглобалисты пугают нас призраком мира, подстриженного под одну гребёнку. На самом деле такая причёска — неизбежное следствие их победы. Потому что под этим пугалом объединились в основном те, кто хочет заставить весь мир плясать под одну — свою — дудку.

   Правда, даже без злого умысла глобализация способна принести немало осложнений. Едва ли не страшнее прошлогодних взрывов оказались столь скромные на первый взгляд события, как переброс чисел из одних граф бухгалтерских отчётов в другие. Манипуляции с корпоративной отчётностью повлекли крупнейший за последнее десятилетие биржевой спад в США — а в нынешних глобальных условиях это немедленно отразилось по всему миру.

   В таких условиях соблазн отгородиться от мира, замкнуться в собственной скорлупе и вариться в собственном соку оказывается почти непреодолим. Но опять же совершенно недальновиден.

   Мировые экономические бури — не новинка. Под их знаком прошло каждое десятилетие XIX века³⁵ — за исключением первого, занятого наполеоновскими войнами. И после каждого кризиса экономика за год–другой возрождалась и становилась ещё краше. Именно потому, что кризис не только рушит, но и расчищает площадки для нового строительства. Грибоедовский Скалозуб, сказав о посленаполеоновской Москве «Пожар способствовал ей много к украшенью», был слишком лаконичен, но не слишком далёк от истины.

   Тот, кто в момент спада выстроит слишком надёжный забор, не сможет уцепиться за руки соседей для подъёма. Великая депрессия 1929-го потому и стала великой, растянувшись вплоть до Второй Мировой войны, что в самом её начале великие экономические державы срочно возвели между собою практически непроницаемые барьеры, вплоть до ограничения конверсии валют³⁶.

   Зато встроиться в глобальную экономику во время спада едва ли не легче, чем на подъёме. Конечно, любой существующий рынок сейчас сжат и поэтому ограничен. Но выход из спада потребует освоения множества категорий новых товаров и массовой замены всех категорий оборудования. Если сейчас предложить миру какие-нибудь новинки — к моменту, когда они будут востребованы, можно уже заключить все необходимые соглашения.

   Кто не рискует — не выигрывает. Открывшись миру в критический момент, мы можем подняться вместе со всем миром. Поучаствовать во взаимопроникновении, взаимообогащении всех местных его особенностей. И в полной мере использовать всё его разнообразие, которое предлагает нам глобализация.

⁰¹Эту их способность я обсуждаю в статье «Всемирный резерв», опубликованной — с сокращениями — в № 8/2002 журнала «Наука и промышленность России».

⁰²Как я писал в статье «Золотые миллиарды» (с сокращениями — № 2/2002 журнала «Наука и промышленность России»), такую бедность обычно организуют местные правители, имеющие поэтому особые основания искать козла отпущения за рубежом.

⁰³Любопытно отразился этот предрассудок на СССР. Как известно, теория Маркса, ссылками на которую обосновывались особенности устройства этого государства, строится на понятии прибавочной стоимости, в свою очередь вытекающем из понятия прибавочного продукта — то есть способности человека создать больше, чем съесть.

   А вот политическая теория (и что ещё важнее, уголовная практика) большевиков на протяжении всего их правления исходила из предположения, что экономика — игра с нулевой суммой и стать богаче ближнего можно, только что-нибудь у этого ближнего украв. Последствия общеизвестны. Но вряд ли Карл Генрихович должен за них отвечать.

⁰⁴В статье «Много ли рынку людей надо?» (с сокращениями — № 4/2000 журнала «Промышленность России») приведены некоторые конкретные данные по этой теме и рассмотрены их основные политические следствия.

⁰⁵Чего лично я очень хотел бы. Идея аптекаря Джона Пембёртона изготовить сироп из смеси жжёного сахара, листьев коки и ортофосфорной кислоты не кажется мне слишком уж светлой. К сожалению, под воздействием импортных традиций отечественные производители тоже всё чаще заменяют классический продукт брожения ржаного хлеба сиропами со слабым привкусом прославленного отечественного напитка.

⁰⁶McDonald's проводит «итальянские» или «японские» недели одновременно повсюду.

⁰⁷Фраза «Покупатель может выбрать «Форд» любой модели и расцветки при условии, что выберет чёрную модель Т» вполне осмысленна. Удерживая «жестянку Лиззи» на конвейере 15 лет подряд (1908–1923), Генри Форд со своими инженерами вылизал её до последнего винтика и снизил себестоимость до предела: машину продавали по $500, что в пересчёте на золото примерно соответствует нынешним $10 000. И чёрный цвет — вовсе не дань эстетическим вкусам консервативного изготовителя: из всего тогдашнего не слишком богатого выбора лаков и красок только один вид покрытия — и именно чёрный — сочетал приемлемую прочность с необходимой для конвейера скоростью высыхания и отверждения.

⁰⁸Когда Coca-Cola купила Schweppe's, цена напитков этой марки сразу поднялась до стандартного для Coca-Cola уровня — кстати, куда большего, чем у российских напитков сравнимого с Coca-Cola (хотя пока и худшего, чем у Schweppe's) качества.

⁰⁹Это не всегда плохо — местные законы могут быть очень далеки от совершенства.

¹⁰Сложность эта далеко не абсолютна. В 1981-м, когда молодая компания Microsoft заключала со всемирным гигантом IBM контракт на написание операционной системы для одной из множества новых разработок Голубого Гиганта, вряд ли кто-нибудь мог вообразить, что глава этого мелкого субподрядчика станет через два десятка лет богатейшим человеком мира.

¹¹Именно из-за этой прослойки главный символ fast food практически невозможно попробовать в Израиле. Иудейский канон воспрещает смешивать мясную и молочную пищу. К подобным особо жёстким запретам приходится приспосабливаться даже глобальным корпорациям. В Индии, например, тот же McDonald's всегда жарил картофель фри только на растительном масле, а не на традиционном говяжьем сале. Для индуистов корова — животное священное и употреблению в пищу не подлежащее. В 1858-м году сипаи — индийские солдаты на британской службе — взбунтовались оттого, что бумага тогдашних патронов пропитывалась во избежание отсыревания пороха именно говяжьим салом, а по технологии заряжания ружья с дула патрон для высыпания пороха в ствол надо было прокусывать.

¹²У экономистов всего мира популярен статистический BigMac-индекс: соотношение цены этого кушанья с уровнем доходов в районе, городе или стране.

¹³Незадолго до Великой Отечественной войны санитарный врач мелкого городка в российской глубинке, осмотрев присланный местному пищеторгу вагон рокфора, составил заключение: «Сыр поражён плесенью, к употреблению не пригоден и подлежит уничтожению».

¹⁴Лично мне довелось весь ноябрь и декабрь 1973-го завтракать и ужинать только бутербродами с рокфором. До сих пор жалею, что с тех пор подобные обстоятельства не повторялись.

¹⁵Всё тот же McDonald's ещё на заре своей деятельности в Москве организовал работу нескольких подмосковных фермеров по выращиванию коров и картофеля, соответствующих фирменным стандартам. Это не слишком обрадовало фермерских соседей, чья продукция даже советским ГОСТам удовлетворяла весьма условно.

¹⁶Виднейший российский публицист Максим Соколов ехидно интересовался, почему антиглобалисты всего мира охотно громят McDonald's, но никогда не трогают столь же распространённый и столь же стандартный Burger King.

¹⁷Поборники экологической чистоты тоже далеко не всегда безобидны и бескорыстны. В своё время глобальный химический концерн E.I. DuPont de Nemours разработал новый класс фторорганических хладоагентов. Они были заметно дороже старых и прекрасно отработанных в производстве фреонов и обладали ощутимо худшими теплотехническими достоинствами. Зато никто в мире, кроме этого концерна, не умел их делать. И вскоре развернулась паническая кампания по поводу снижения концентрации озона в верхних слоях атмосферы. Экологисты размахивали многоступенчатыми химическими схемами (изобретёнными всё в тех же дюпоновских лабораториях), из которых следовало, что каждый атом хлора из фреонов, утекающих в воздух, способен истребить чуть ли не миллиард молекул озона. Правда, при этом почему-то никто не сопоставлял масштаб этих утечек ни с реальными (в основном сезонными) колебаниями количества озона, ни с другими источниками свободного хлора (например, вулканы всего мира ежегодно выбрасывают на порядки больше хлора, чем попало его в окружающую среду из фреонов за всю историю их производства). Вскоре нужный результат был достигнут. Сейчас фреоны и в холодильниках, и в аэрозольных баллонах заменены несравненно менее эффективными и куда более дорогими соединениями, которые положено считать безопасными по двум причинам: во-первых, их вредные свойства ещё никем не изучены; во-вторых, их никто, кроме DuPont, не производит.

¹⁸Новшества бывают не только технические, но и организационные. Например, могущество Microsoft основано на идее продажи компьютерных программ отдельно от самих компьютеров, которая при рождении этой корпорации была весьма непривычной. А когда этот способ торговли дошёл до абсурда (в новейшей версии лицензионного соглашения — его принятием считается сам факт покупки программ Microsoft — компания оставляет за собой право устанавливать на компьютер любые новые программы через Интернет автоматически, вовсе не извещая пользователя и, конечно, держа в секрете их назначение), началась стремительная экспансия Open Source — программ, чьи тексты общедоступны, доработка доступна любому желающему, а распространение чаще всего бесплатно (прибыльны различные сопутствующие услуги). И сейчас самые известные программы, созданные таким образом — операционная система Linux, браузер Mozilla и комплекс офисных программ OpenOffice — считаются главными угрозами могуществу создателей MS Windows, MS Internet Explorer и MS Office.

¹⁹Американскую United Fruit Company, наладившую в своё время сбор этих плодов и экспорт их сначала в США, а потом и по всему миру, называли одно время хозяйкой Южной Америки.

²⁰С этого фрукта началось при Пиночете возрождение экономики страны после падения мировых цен на медь (см. вышеупомянутую статью «Золотые миллиарды»), приведшего к падению правительства Альенде. Разрекламировав местное природное чудо на рынке США, чилийские бизнесмены начали экспортировать чуть ли не весь его урожай. Упаковка каждого плода в отдельную бумажку достаточно трудоёмка, чтобы нанимать на эту работу всех, кто остался не у дел — вплоть до университетских профессоров. Скромного золотого дождика хватило, чтобы оживить другие отрасли — и вскоре весь мир заговорил о чилийском экономическом чуде.

²¹Завод этот приобретён у финской фирмы Nokia, прославленной качеством (и, увы, ценой) всей своей продукции. Очевидно, схема, которой пользовался ViewSonic, достаточно прибыльна.

²²Чёрная королева сообщила Алисе, что в Зазеркалье надо бежать со всех ног, чтоб хотя бы остаться на месте. А если хочешь куда-то попасть, надо бежать ещё вдвое быстрее.

²³Лозунг галицких националистов, пытавшихся в 1930-х годах организовать собственную, никак не связанную с Польшей, куда в 1918–1939 входила Галичина, экономику.

²⁴Я, посещая магазины Ikea, в больших количествах покупаю там лакричные пастилки Lakerol forte и с удовольствием их ем. Но из тех, кого я ими угощаю, вторую пастилку берёт всего каждый десятый. Хотя ещё недавно лакрица была одним из популярнейших лакомств во всей европоцентричной культуре: вспомните Тома Сойёра!

²⁵Например, в статье «Зачем мы друг другу» (опубликована — с сокращениями — в приложении «Экономическое обозрение союзного государства Беларуси и России» к журналу «Наука и промышленность России» в апреле 2001).

²⁶В экспорте чиримойа участвовали далеко не все чилийцы — но через пару лет этот экспорт прямо или косвенно обогатил практически каждого.

²⁷Долгое время там даже не вводили ночного затемнения городов. Лишь во второй половине войны, когда англо-американские бомбардировки германских городов и заводов стали массированными, Германия добилась, чтобы авиация не могла использовать ночные огни в качестве навигационных ориентиров в многочасовых перелётах.

²⁸Ради скорости каждый швейцарец хранит дома обмундирование, сухой паёк на время сборов, личное оружие и полный боекомплект к нему. Именно такое изобилие оружия сводит до теоретически возможного минимума уровень насильственной преступности в стране: слишком уж велика вероятность наткнуться на дружный огонь добропорядочных граждан.

²⁹Возможно, именно из-за неверия в свою способность остановить своими усилиями военную машину Германии эти и многие другие заводы оккупированных стран на протяжении большей части Второй Мировой войны успешно снабжали армию оккупанта техникой и вооружением.

³⁰Саудовская Аравия и Объединённые Арабские Эмираты вкладывают немалую долю своих нефтедолларов не только в разнообразные западные производственные и финансовые структуры (чем обеспечивают себе заодно лояльность мировой общественности), но и в создание собственной разносторонней инфраструктуры, на которой можно будет при необходимости развернуть многие отрасли собственного хозяйства.

³¹Генеральный директор АЗЛК Рубен Асатрян несколько лет получал дотации на освоение нового автомобиля взамен старого «Москвича». А в качестве новинок представлял модификации — причём представительские, для которых базовая модель заведомо не годилась — всё того же безнадёжно устаревшего «Алеко». Вдобавок завод так и не познакомился с ключевым для современного мира понятием производственной дисциплины, так что в последние годы его продукция иначе как «ведро с болтами» не называлась. Не зря, когда Асатрян всё же попытался перевести мечты о сотрудничестве с Renault в нечто реальное, французская фирма отказалась от своих давних планов — превратить автозавод имени Ленинского комсомола в современное предприятие сейчас едва ли не сложнее, чем создать что-нибудь новое.

³²Оправдание найдётся. Квартал красных фонарей — лакомая мишень для моралиста.

³³После удара по центру торговли отчего бы не нацелиться на район её результатов — один из славнейших в мире центров изящного благополучия?

³⁴Политика — концентрированное выражение экономики. Глобализация, как видно из всего изложенного, экономически выгодна. Поэтому все политические препятствия на её пути рано или поздно будут преодолены.

³⁵Европейские революции 1848–9 годов — следствие одного из тогдашних экономических кризисов. Карл Генрихович Маркс до конца дней своих считал то время лучшим в своей жизни и от каждого последующего кризиса ожидал (к счастью, безуспешно) новой революции.

³⁶По мнению многих экономистов, дополнительно затянули депрессию всевозможные социальные меры в стиле Кейнса. Они сняли сиюминутную напряжённость, но тем самым убрали немалую часть стимулов для скорейшего радикального решения экономических проблем.