Я стараюсь в своих рассуждениях опираться на сведения и методы научные. Но насколько они надёжны? И что же такое сама наука?

По моему скромному мнению,

   1. В науке, как и в любой религии, основное принимается на веру.

   Исходные положения любой науки — потому и исходные, что обосновать их средствами самой этой науки не удаётся. В них, как в тютчевское представление о России, можно только верить.

   Конечно, всё не так уж сумрачно вблизи. Наук много, и они помогают друг другу. Декарт некогда прославился сведением геометрии к алгебре, так что если верна одна из них, то и другая безошибочна. Статистическая физика обосновывает термодинамику, квантовая механика — химию.

   Но такое сведение основ одной науки к другой, как правило, чисто технически очень громоздко. Рассчитать квантовомеханически удаётся лишь простейшие химические реакции — и на это уходят дни работы мощнейших компьютеров. А статфизическими расчётами термодинамических свойств занимались некогда мы с братом — и на вычисления для простенького жидкого кристалла извели месяцы.

   Экономика производства базируется на простой системе линейных уравнений — материальном балансе производственных процессов. Сбалансированный план производства легко вычислим в масштабах прядильной фабрики Эрмен и Энгельс. На этом Маркс основал прогноз эффективности централизованного управления экономикой. Но в масштабах государства расчёт такого плана требует тысяч лет работы всех ныне существующих компьютеров. Так что любой реальный план не сбалансирован. И централизованная плановая экономика работает ещё хуже рыночной.

   Но технические сложности преодолимы хотя бы в теории. Да и принятые на веру исходные положения — аксиомы — могут быть надёжны ничуть не менее, чем догмат о триединстве божием. Удалось же доказать, что система аксиом формальной логики полна и непротиворечива. Полна: любое утверждение, сформулированное в терминах этой системы, можно её средствами бесспорно доказать или столь же бесспорно опровергнуть. Непротиворечива: средствами этой системы невозможно одно и то же утверждение доказать и опровергнуть одновременно (или, что то же самое, доказать два противоположных по смыслу утверждения). Так что с выводами формальной логики не поспоришь.

   Увы, она потому и формальная, что тонкости реального мира не учитывает. Круг её утверждений узок настолько, что даже обычную арифметику в него не втиснуть.

   А в любой системе аксиом, достаточной для построения арифметики, справедлива теорема, доказанная в 1930 г Куртом Гёделем. Если такая система непротиворечива (противоречивая никому не нужна: в ней что угодно доказать можно), то она неполна. В ней всегда можно построить такое утверждение, которое средствами этой системы ни доказать, ни опровергнуть нельзя. Можно лишь принять на веру это — или противоположное ему — утверждение.

   Причём одним актом веры дело не кончится. Новая система также достаточно обширна. Значит, и в ней рано или поздно появится гёделева формула.

   Любая наука, имеющая дело с природой (в том числе и с человеческой природой), так или иначе пользуется арифметикой. Значит, в любой науке появляются положения, ничем, кроме веры, не подкреплённые.

   2. В науке приходится принимать на веру больше, чем в любой другой религии.

   Верующему несложно, по выражению Ломоносова, выучить три слова «Бог сие сотворил» и полагать их вместо всех причин. Действительно, если бог всемогущ, то никакое явление природы не нуждается в специальном объяснении. И любые законы природы оказываются равно обоснованы: ведь если даже сейчас этого закона не существует, что помешает богу изменить природу так, чтобы закон заработал?

   Единственная наука, неопровержимость которой вполне доказана — формальная логика — учит: одной ложной исходной предпосылки достаточно для доказательства любых утверждений — хоть ложных, хоть истинных.

   3. Наука — религия без бога.

   «Если дважды два — пять, то существуют ведьмы». Но логическая цепочка от одной из этих ошибок до другой очень длинна и запутанна. Поэтому учёные в своей профессиональной деятельности вынуждены исходить из того, что бога нет.

   Если его действительно нет, а мы предположим, что он есть, то из этого ложного положения любые законы (в том числе и несуществующие) выводятся совершенно тривиальным образом. А вот если он есть, а мы считаем, что нет — из этого ложного положения вывести что-нибудь ложное чисто технически затруднительно. А посему задача построения науки становится по крайней мере любопытной.

   Потому и состоялся разговор двух членов Института (академии наук) Франции. Первоклассный математик (по совместительству полководец и император) Наполеон Бонапарт поздравлял ещё более первоклассного математика (по совместительству астронома) Пьера Симона Лапласа с выходом второго, заключительного, тома «Небесной механики». И удивился: почему ни в одном из двух громадных томов нет ни одного упоминания о боге? Лаплас ответил: «Ваше Величество! В этой гипотезе я не нуждался».

   4. Наука не основана на опыте.

   Любой набор опытов можно объяснить бесчисленными теориями (крах украинской экономики Горынь считает результатом москальских козней; а я — неизбежным следствием самоизоляции). Поэтому ни одну из них эти опыты не подтверждают.

   Конечно, из множества равноправных теорий приходится выбирать. Руководствуясь прежде всего соображениями простоты, удобства и изящества.

   В основе теории относительности — один эксперимент. Причём неудачный: обнаружить движение Земли относительно мирового эфира Майкельсон и Морли не смогли. Объяснить это можно было разнообразно. Математику теории относительности разработали Лоренц и Пуанкаре. Но помним мы не их, а Эйнштейна. Который предложил для этих формул физическое обоснование. Радикально противоречащее всему прежнему опыту человечества. Зато простое.

   Заодно Эйнштейн выяснил: только теории и объясняют, что мы видим в опыте. Повседневный опыт учит: скорость определяется силой. И только теория Галилея и Ньютона сказала: силой определяется ускорение; а скорость в обычных условиях — результат равновесия движущих сил и сил трения.

   Да и само понятие скорости многократно менялось по мере уточнения теории. Аристотелева скорость относительно центра мира — совсем не то, что галилеева скорость относительно наблюдателя. А эйнштейнова скорость вообще зависит от наблюдателя чуть ли не больше, чем от наблюдаемого. Разумеется, и любые другие понятия любых наук вводятся и объясняются не столько опытом, сколько теорией.

   5. Опыт может не доказать, а лишь опровергнуть.

   Пока теория согласуется с опытом, это ничего не даёт: ведь тысячи других теорий (в том числе и ещё не придуманных) согласуются с опытом ничуть не хуже. Но если хотя бы один опыт (разумеется, точный и проверенный) теории противоречит, она обречена.

   А если теория вообще никакими опытами не подтверждалась — это лженаука. Аристотель учил, что у мухи восемь ног; Птолемей — что расположение звёзд влияет на судьбы людей; Ламарк — что приобретённые организмом признаки передаются потомству. К счастью, опровержение хотя бы первой теории доступно любому. А вот в астрологию многие верят и по сей день.

   6. Наука — то, что пока не опровергнуто.

   Если опыты способны не подтверждать, а лишь опровергать — надо пытаться опровергать всё, что можно. Учёный готов в любой момент отказаться от любого положения своей науки, если — и только если! — найдётся опыт, бесспорно ему противоречащий.

   Но тем, что ещё не противоречит опытам, надо пользоваться. Как можно активнее. Чем больше следствий мы выведем из научного утверждения, тем больше шансов найти среди них хоть одно, опытом не подтверждённое. И тем больше уверенности в этом утверждении, если среди множества его следствий нет явно ошибочных.

   7. Отвергнутое не есть уничтоженное.

   Если предыдущим опытам теория не противоречила, что-то разумное в ней есть. Но она оказывается лишь частным случаем теории новой.

   Случаем, соответствующим условиям предыдущих опытов. Аристотелева механика верна в условиях сильного трения. Ньютонова — при скоростях, ничтожных по сравнению со скоростью света.

   Иногда теория сохраняется «с точностью до наоборот». Отнятие флогистона превратилось в присоединение кислорода. Добавление электрической жидкости — в удаление электронов.

   Но если старая теория соответствовала лишь немногим опытам, если и их новая объясняет не менее удобно — старая забывается. Трупами таких забытых достижений усыпана вся история науки.

   Хотя забываются они с трудом. Основатель квантовой теории Макс Планк вообще считал, что новые теории не побеждают. Просто приверженцы старого постепенно вымирают, а молодёжь с самого начала воспитана в новых понятиях.

   Но всё же новое обычно побеждает в пределах одного поколения. Судя хотя бы по опыту преподавателей научного коммунизма, ныне вбивающих в души студентов украинистику и научный национализм.

   Впрочем, наука ли это?

   8. Неопровержимое — не наука.

   Нельзя опровергнуть — неясно, как проверить. А непроверенным не попользуешься.

   Теория неопровержима — значит, любое её следствие соответствует фактам. А не соответствует — тем хуже для фактов!

   Любая из классических религий признаёт свои основы боговдохновенными, а посему неопровержимыми. Значит, к науке отношения не имеет. Богословы, стремясь обосновать религию научно, либо повторяют священные писания другими словами, либо приходят с религией в противоречие, пытаясь её опровергать.

   Марксизм перестал быть наукой с того момента, как был объявлен абсолютной истиной. В результате мы жили по нормам, сочинённым без оглядки на жизнь. И чуть не расстались с жизнью в погоне за нормами.

   Нынешние политические основы национального независимого государства также провозглашены неопровержимыми. То есть ненаучны.

   9. Верить в науку стоит.

   Новые теории в науке опровергаются так же непрерывно, как и создаются. Если что-то, несмотря на многочисленные попытки, осталось неопровергнутым — это надёжно по крайней мере для текущей работы. Если не опровергнуто достаточно давно — то скорее всего останется верным (хотя бы в качестве частного случая более общей будущей науки). А значит, пригодным и на будущее.

Анатолий Вассерман